– Принеси мне, пожалуйста, соку!

«Эльф» Гена завороженно кивнул и, оглядываясь через плечо на продолжающую лучисто улыбаться ему девчонку, потрусил к подносу с соками. Мурка понимающе хмыкнула. Пропал ты, «эльф»! Видала она уже возле Кисоньки таких крутых парней. Все заканчивали одинаково: на Кисонькин телефон одна за другой летели эсэмэски с просьбами «ну хоть в кино… хоть в кафе… хоть на полчасика» – а Кисонька тем временем трепалась по мобильнику с новым «очередным». И не надоедало ей? Кажется, один только их виртуальный лондонский компаньон Большой Босс и смог привлечь внимание сестры надолго. Да и то, наверное, лишь потому, что Кисонька с ним никогда не встречалась.

Но до конца презентации Кисонька потерянный для общества человек. Мурка аккуратно откололась от своей вышедшей на охотничью тропу близняшки и огляделась. Саляма нигде не было. Долго он в туалете… Ну и хорошо, а то ведь глядящий из Салямовой верхней пуговицы Сева неизвестно что учинит, обнаружив возле Кисоньки нового парня!

Презентация себя явно исчерпала. Гости постепенно расползались. Стоящий у дверей Остапчук прощально пожимал руки уходящим, а рядом с ним, все время что-то говоря, переминался противный папаша Кисонькиного «эльфа». Остапчук от него отмахивался, отрицательно качая головой. Мурка оглядела практически опустевший зал. Разве что в уголке журналистка еще что-то энергично втолковывала налаживающему камеру оператору. Возле них, норовя попасть в кадр, ошивалась поэтесса Раймунда. Да у ниши с пекторалью нервно крутился старичок старорежимного вида в потрепанном костюмчике и перевязанных синей изолентой очках. Надо бы и им тоже уходить, решила Мурка, все, что могли, они тут уже сделали. Только дождутся Саляма…

Девчонка скучающе побрела вдоль стен, разглядывая развешенные по ним изображения раскопа Толстой могилы, черно-белые фотографии людей с лопатами в одежде начала 70-х годов прошлого века, слегка зловещий рисунок скелета скифского царя с той самой пекторалью на груди… Навстречу ей точно так же брели Кисонька и эльф Гена. «Эльф» вещал, стараясь произвести на девчонку впечатление. Чтобы не мешать парочке, Мурка развернулась и пошла в другую сторону, через мгновение вновь очутившись у витрины с пекторалью. Остановилась, напоследок разглядывая роскошное золотое украшение. Признаваться Вадьке она не станет, но в чем-то их компьютерный гений оказался прав – изображение пекторали в Интернете производило большее впечатление, чем она сама.

Позади Мурки что-то шевельнулось. Девчонка резко оглянулась – бордовый бархат, которым была задрапированы ниша, ходил ходуном. Из-за его края вывалился охранник – невысокий, полноватый человек в милицейской форме. Целеустремленной походкой направился прямо к фуршетным столам. И фигура, и целеустремленность показались Мурке хорошо знакомыми.

На выбравшегося из-за занавесей милиционера вихрем налетела маленькая женщина в строгом костюме.

– Немедленно вернитесь на пост! – женщина старалась казаться грозной, но у нее плохо получалось. – Люди из зала еще не разошлись, а остальные охранники сейчас у входа!

– И не подумаю! – решительно отрезал тот.

Мурка окончательно приуныла – если раньше у нее еще оставалась надежда, то, услышав этот голос, она больше не сомневалась. Пилипенко – самый глупый милиционер на свете, существующий, похоже, лишь для того, чтобы портить жизнь тайным владельцам «Белого гуся». Вот досада – выходит, после того, как Вадька, прикрывая агентство, подарил Пилипенко славу спасителя ювелирного магазина, того действительно вернули на службу в милицию! [2]

– Я из-за вашей плохой организации страдать не намерен! – тем временем продолжал разоряться старый знакомый.

– Почему плохой? – искренне обиделась маленькая женщина.

– Была б хорошая – уже б все давно убрались! Они ж у вас возле этой пекторали торчат сколько хотят! Таймер нужен – три секунды на просмотр, и следующий! А еда? Я в щелку видел – тарелками гребли! Почему на входе талончики не выдавали, чтоб четко прописано: сколько на каждого положено бутербродов, рулетов и выпивки? А теперь уставшему трудовому человеку и перекусить нечем после тяжелой работы! – провозгласил он, ткнув себя пухлым пальцем в грудь, чтоб не ошиблись, кто именно тут трудовой человек, и сгреб с ближайшего блюда оставшиеся тарталетки с сыром и овощами.

Женщина только беспомощно вздохнула и отвернулась.

Светлана Вениаминовна! Теперь Мурка узнала и ее. Заместительница Спеца – окопавшегося в музее преступника, продававшего ценные экспонаты за границу, которого «Белый гусь» прищучил в своем первом расследовании!

Мурка почувствовала, что на душе у нее становится как-то… неприятно. Уже не деликатничая, она бегом рванула к Кисоньке и ее новому приятелю.

– Ты знаешь, кто пектораль охраняет? – не обращая внимания на сердито нахмуренные брови сестры, выпалила Мурка. – Старший лейтенант Пилипенко!

Лицо у Кисоньки мгновенно стало совершенно потерянным. Пилипенко! Здесь! На посту в музее!

– А знаешь… – продолжая испуганно глядеть на близняшку, пробормотала Мурка, – еще ведь ни разу не было, чтоб с Пилипенко – и без неприятностей!

– Вы о чем? – переводя взгляд с одной девчонки на другую, настороженно спросил Леголас-Гена. – Кто такой Пилипенко?

Кисонька недовольно поморщилась – этот еще лезет! Мужчина должен молчать, когда люди о деле разговаривают!

– Может, к Олегу Петровичу обратиться? – предложила она.

– И что мы ему скажем? – уныло откликнулась Мурка.

Сестры оглянулись на Остапчука и нерешительно двинулись в его сторону.

– Уже уходите? – с деланым сожалением, сквозь которое пробивалась искренняя радость умученного гостями хозяина, спросил их Олег Петрович.

– Я тоже считаю, что пора заканчивать, – решительным тоном хозяйки дома распорядилась поэтесса Раймунда, неожиданно вырастая на их пути, словно мухомор в блестках. – Я терпеливо ждала, пока все разойдутся, а теперь готова ее забрать, и прошу меня больше не задерживать! – И она наполеоновским жестом скрестила на груди коротенькие пухлые ручки.

– Кого забрать? – только и смог пробормотать Остапчук.

– Естественно, пектораль, – невозмутимо ответила Раймунда. – Мою пектораль, которую мне Мозолевский подарил. – Она совершенно спокойно вытащила из сумки целлофановый пакет, встряхнула его и подставила Остапчуку. – Пакуйте и вызовите мне такси, пожалуйста!

– Сегодня что – все с ума посходили? – после долгой паузы выдавил Остапчук.

– Многих великих людей современники принимали за безумцев, – изрекла поэтесса. – Да вы не волнуйтесь! – подбодрила она Остапчука. – Деньги от продажи пекторали будут потрачены на благое дело – на публикацию миллионным тиражом моего поэтического сборника «Я и Вселенная во мне»!

– Какая продажа? – перестав наконец хватать воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, взвыл Остапчук. – Убирайтесь немедленно вон, пока вас не вывела охрана!

– Ах, вот как вы заговорили! – Раймунда воинственно уперла коротенькие ручонки в пышные бока. – Сперва сами наобещали – отдам, отдам, – а теперь в кусты? Не выйдет! – Она грозно потрясла толстеньким, как сосиска, пальцем под носом у Остапчука. – Если мне немедленно не вернут мою собственность, я подам в суд! И потребую компенсации за все десятилетия, что пектораль была отнята у законной владелицы! То есть у меня! – она ткнула себя в грудь. – А сейчас я ее забираю! – обойдя застывшего Остапчука, она решительно затопотала в сторону ниши.

– Куда? Не смейте трогать пектораль! – возопил Остапчук, бросаясь за ней. – Охрана!

– Тут, тут… – откликнулся от столов Пилипенко, даже не поднимая головы и продолжая сосредоточенно накладывать себе виноград на тарелку.

– Да что ж это такое! Сговорились вы, что ли? – взревел Остапчук, хватая Раймунду за руку в самый последний момент, когда она уже собиралась откинуть прикрывающую нишу занавесь.

Мурка успела смутно удивиться – вроде бы только что, буквально две минуты назад, эта занавесь была отдернута, а ниша открыта!